Исповедь переписчика

---

Maxim Amelin

Я — переписчик, обитель святую лет

не покидавший тридцать иль сорок,

знаю немного: книга мертва, если нет

в ней ни описок, ни оговорок;

суть на полях расположена и меж строк,

в буквицах явлена, в титлах скрыта;

время нещадно написанного песок

хрупкий сквозь крупное сеет сито.

Я — переписчик, одежда моя проста,

златом не блещет и перламутром

утварь, полати — для сна, для молитв — уста —,

ночь скоротать — и за дело утром:

в книге любой до конца от начала есть

то ощущение смертной битвы,

зря не одну изведёшь без коего десть,

и не помогут тебе молитвы.

Я — переписчик, смиренное ремесло

дарит возможность продлиться в мире:

медленно книги ветшают, — своих число

помню до точности: три Псалтири,

двадцать Апостолов, девять Палей, семь Пчел,

пять Шестодневов, и каждый штучен, —

всё бы я мной переписанное прочёл,

если бы грамоте был обучен.

The Scribe’s Confession

---

Translated by Derek Mong & Anne O. Fisher

I am a scribe. I haven’t left my cloister

in lo some thirty or forty years,

but this much I know: a book’s dead if no

errata or proviso appears,

for its essence begins where the text ends,

clear in its illumination, obscured in its title.

Time sieves the sand of what’s written

through the wire mesh of a riddle.

I am a scribe. My clothing is simple;

my instruments don’t dazzle with gold

or mother-of-pearl. I’ve a plank-bed to sleep on,

lips for praying; I work while morning unfolds.

In any book you’ll find a battle

waged — from first line to finis — to the death,

without which no quire’s completed.

And prayers? Oh no, save your breath.

I am a scribe. My humble craft

is my short’s life lasting balm.

Books decay slowly. I remember precisely

how many I’ve done: three Psalms,

twenty Apostols, and nine Palaea Historicas,

five Hexamerons, and seven Bees.

I’d pore through all I’ve copied out, imbibe

the wisdom in words, if only I could read.

about the author