От лесотундры до небританских теплых морей
От лесотундры до небританских теплых морей
птицы и ангелы сходят с ума от человеческих дочерей,
говорят, для них несущественно, кто еврей, а кто нееврей,
они просто влетают в окно, роняют перо,
вдоль стекла грохочет последний вагон метро,
потому что метро идет сквозь все времена,
даже там, где жив и хищен его мазут,
где вагоны сквозь толщу песка и воды ползут,
но по-прежнему тормозят у того окна,
да, окна, в котором белый и длинный свет
достает до самого дна,
до любых костей, идей, людей, лебедей,
до любого дня, даже до того, где легка, смугла,
улыбнулась эта девочка из никогда и нигде,
вышла замуж за плотника, мальчика родила.
From tundra woods
From tundra woods to unbritish warm seas1 and back again,
birds and angels go mad for the daughters of men,
no matter to them, they say, who’s a Jew, who’s not a Jew,
they just fly in the window, drop a plume or two,
as the last subway car rumbles along the glass,
because through all of time the subway passes,
even where its boiler oil’s alive and ravenous,
where its cars crawl through the sand and water masses,
but brake beside that window as they used to,
yes, that same window where a white and lengthy ray
penetrates the very depths
down to any and every bone, idea, person, swan,
down to any day, even the one where (nimble, tan)
that little maiden from nowhere and nowhen smiled,
married a carpenter, gave birth to a child.
__________________________________________
1 This line calls on “Белая Армия, черный барон”, a 1920 marching song from the Civil War that followed the Russian Revolution:
Белая армия, чёрный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней.
The White Army, the black Baron
Prepare us another Tsarist throne,
But from the taiga to the British seas
The Red Army is strongest of all these.